Глава 3. Фантом памяти.
Когда бывший диктатор и правитель четверти земного шара Хан пришёл в себя в медблоке секретного объекта 31-2-Юпитер, мир вокруг него успел измениться до неузнаваемости, но он об этом ничего не знал.
читать дальше
- Джон, ты меня слышишь?
Настойчивый мужской голос долетал как будто через слой ваты.
- Открой глаза, - продолжал голос, - и посмотри на меня, Джон.
Он открыл глаза, но изображение мутное, как если бы глаза смотрели сквозь грязный щиток шлема. Шлема? Почему шлема?
- Хорошо, ты снова с нами, - теперь в тоне говорившего явно слышалось удовлетворение. - Сейчас твои глаза привыкнут к свету.
Он приподнялся на кровати и попытался сфокусировать зрение. Туман перед глазами стал рассеиваться, и теперь он ясно различал черты лица мужчины, стоявшего перед ним, сцепив руки за спиной. Совершенно незнакомые ему черты лица совершенно незнакомого мужчины.
- Где я?
Этот естественный вопрос сформулировался сам по себе, он не успел его осознать, словно мозг работал на автомате. Мужчина рядом понимающе улыбнулся, и около его светло-синих глаз собрались морщинки.
- Дома, Джон. Ты вернулся домой.
Это его дом? Он понял, что не знал, как выглядел его дом, но почему-то окружающее трудно было так воспринять. Скорее уж это…
«Военная база». Откуда пришёл этот ответ?
А мужчина тем временем продолжал.
- Ты потерял память и многое, боюсь, забыл навсегда…
Липкий холодный страх пополз вниз по спине. Он потерял память, он забыл, кто он такой…
- Алекс, - он повторил имя мужчины, но этот звук не отозвался чувством радости от того, что хоть что-то ему знакомо. – А я… - он вспомнил, как его назвал этот мужчина несколько секунд назад, - …Джон?
- Джон Харрисон, лейтенант Звёздного флота. Шесть месяцев назад ты был серьёзно ранен во время выполнения задания…
Алекс продолжал что-то рассказывать, но мозг Джона уже отключился, обрабатывая информацию. Стало быть, его имя Джон Харрисон, он военный и он ранен. Вот откуда «военная база», вот откуда нелады со слухом и зрением, провалы в памяти. Очевидно, последствия этого ранения.
- Я не помню, кто я.
- Вспомнишь, я тебе помогу. Ты многое постепенно вспомнишь сам, а многое узнаешь заново, но теперь ты уже не будешь один.
Неодолимое желание своими глазами увидеть то место, где он оказался, узнать хоть что-нибудь, получить малейшую зацепку для памяти… Джон встал с кровати и подошёл к большому окну, вернее, даже не окну, а целой стеклянной стене помещения. То, что он там увидел, повергло его в изумление.
На чёрном небе выделялся гигантский шар странного неравномерного цвета, от бледно-палевого до ярко-оранжево-кирпичного. Цвета жили какой-то своей жизнью, свивались в полосы, напоминая … «туман над рекой», снова подсказывал ему кто-то внутри, или «дым от разрыва снаряда» … но это не было ни тем, ни другим, и Джон невольно отступил на пару шагов. Ближе к стеклянной стене он увидел другой шар, гораздо меньше, и ясно различил его неровную каменистую поверхность, круглые и неправильной формы кратеры. Что-то забрезжило, смутное воспоминание, связанное со … «стройным корпусом ракеты, устремленной к звёздам». Звёзды?
- А что это за место? Как мы здесь оказались?
- Сверхсекретная космическая база…
Мозг Джона накинулся на эти слова, как на манну небесную. Космическая база. Вот и ответ, почему небо здесь чёрное, а не голубое (откуда-то он знал, что небо должно быть голубым), почему перед окном висела не Луна, а … Юпитер, вспыхнуло в голове, это же Юпитер! А вот это, очевидно, Европа…
- …последний год эта база была местом твоей службы, - услышал Джон конец фразы и испытал облегчение. Он вспомнил часть – он вспомнит и всё остальное. Со временем.
Но ещё один, самый, наверное, страшный удар поджидал его в небольшом санитарном блоке при боксе. При взгляде на себя в висевшее над раковиной зеркало Джон утратил на миг присутствие духа и, вскрикнув, закрыл лицо руками. Вбежавший в блок Алекс сразу понял, в чём дело, и успокаивающе похлопал Джона по плечу.
- Джон, всё в порядке, врачи сказали, так бывает после черепно-мозговой травмы, что даже себя толком не помнишь, - мягко проговорил мужчина. – А у тебя она была очень серьёзна, мы думали даже, что ты так и не выкарабкаешься. Хвала Всевышнему, наши опасения не оправдались.
Джон собрал все свое мужество, опустил руки и вторично взглянул в глаза самому себе. Продолговатое лицо с бледной, почти фарфоровой кожей. Ну что ж, ничего удивительного, он, наверное, пролежал не одну неделю без солнечного света, может, и месяцы. Светлые серо-голубые глаза пристально смотрели из-под тёмных широких бровей, такие же тёмные, почти чёрные, волосы были коротко подстрижены, но длинная прядь упала на правый висок. Джон попытался улыбнуться, но губы не слушались и вместо улыбки складывались в какую-то зловещую ухмылку. От осознания чужеродности этого лица его передёрнуло.
Наблюдавший за этим Алекс, вернее, командующий флотом адмирал Александр Маркус, слегка напрягся. Сейчас в значительной степени решался успех всего «проекта»: если этот отморозок примет своё лицо, другие «воспоминания» тоже придутся ко двору, а вот если нет…
Джон медленно закрыл и открыл глаза и повернулся к адмиралу. В глазах его ясно читалась боль.
- Врачи уверены, что я вспомню? – в голосе прозвучала такая отчаянная надежда, что Маркус перевёл дух.
- Просто перетерпи самые трудные первые дни. Я направлю тебя на тропинку, а дальше ты пойдёшь сам. Я покажу тебе твоё личное дело, ты поймёшь, чем ты занимался здесь, кем ты был. Поверь мне, погрузиться в привычную атмосферу, заняться обычной работой лучшее лечение амнезии, какое только можно найти.
- А разве я был не простым солдатом?
Маркус позволил себе переспросить с иронией.
- Простым? Не простым – выдающимся, и скоро ты вернёшь себе все свои качества.
«И чем скорее, тем лучше для тебя же», - докончил адмирал про себя.
Воспоминания, к удивлению Джона, возвращались какими-то рывками, в которых на первый взгляд не было никакой логики.
Научиться пользоваться связью и компьютерной системой оказалось проще простого, Харрисон уже через три дня начал досадовать на слишком, по его мнению, медленные процессоры.
Алекс дал ему доступ к его личному делу, из которого он узнал, что ему 36 лет, родился в земной колонии Гамма-7, окончил Академию Звёздного флота. Кадровый военный, штатный сотрудник и агент Секции 31, разведки флота, инженер, принимавший участие в самых передовых и секретных проектах по созданию новейшего вооружения.
Служебную документацию он проглотил за четыре дня, узнав о типах кораблей Федерации, их достоинствах и недостатках, их военной и исследовательской начинке, двигателях и силовых энергетических установках, и его мозг охотно всё это проанализировал и разложил по полочкам. Не только разложил, но и сразу же выдал одно за одним несколько принципиальных технических решений. Сделав компьютерное моделирование, Джон отправил проекты руководителю Секции 31, тому самому Алексу Маркусу, и получил высокую оценку. Адмирал явно был доволен, и наступил черёд особой, секретной, информации – сведениям о врагах, их политической и экономической системе, методах ведения войны, их кораблях и вооружении, языках и обычаях. И это тоже легко было переработано и усвоено, даже звучание резких лающих клингонских фраз стало казаться знакомым.
Однако неожиданно он понял, что почему-то ничего не знал о самых простых повседневных вещах. Турболифтах, например, или ионных душах, или репликаторах. А ещё через некоторое время он обратил внимание на то, что люди, с которыми ему приходилось сталкиваться на базе, были ему чужими. Все, без исключения, он не вспомнил никого.
Это было и непонятно, и неприятно. Поэтому где-то через две-три недели после выхода из комы, как раз перед сдачей в производство его пробного проекта – шаттла «Игла» - Джон решил поговорить с прилетевшим на базу Алексом.
- Отлично выглядишь, Джон, - адмирал одобрительно оглядел Харрисона с ног до головы. – Хотя я и понимаю, что ты ещё не совсем набрал свою обычную форму, но в спортзале ты не зря пропадаешь. Как твои дела? Я читаю отчёты медиков, разумеется, но хотел бы выслушать тебя. Наверняка есть то, что ты можешь доверить только другу.
«Другу?» Джон прислушался к себе, но это слово ничего ему не говорило.
- Я уже кое-что вспомнил, - сказал он вслух. – Но странно, я без проблем читаю, свободно пользуюсь компьютером, помню постоянную Планка до 16 знака, могу доказать, например, теорему Остроградского или решить уравнения Максвелла в уме, но не помню, что такое турболифт. И никого на базе не помню.
Адмирал замер на секунду и его глаза, казавшиеся слегка мутными, встретились с кристально-прозрачными глазами Харрисона.
- Теоремы и компьютеры твоя повседневная работа, Джон, - проговорил Маркус, кладя руку ему на плечо. – Вот видишь, основное ты уже вспомнил. Может быть, остальные воспоминания, как более старые, лежат глубже в памяти, но я думаю, и врачи уверены, они поднимутся на поверхность по тропинке, протоптанной работой. А насчёт людей здесь, на базе, я тебе так скажу: я сам не узнаю половины сотрудников, хотя бываю тут регулярно. Возможно, ты встретишься с кем-то знакомым позже, когда будешь посещать другие наши объекты. У нас ведь большая ротация кадров, кого-то переводят по служебной необходимости, кто-то уходит на задания и не возвращается. Наша работа важна, но опасна, Джон. Слишком многие гибнут в десантах, как и ты мог бы погибнуть, или попадают в руки врагов. И лучше бы они погибли, потому что попасться клингонам…
Адмирал замолк и горестно махнул рукой. Джон догадался, о чём он говорил: только позавчера в оперативной сводке он видел сообщение о гибели восьми человек в стычке с клингонами на чужой планете. Шестеро были убиты в бою, а двое подвергнуты пыткам и казнены, словно в назидание. Тела их были превращены прибывшей позже спасательной группой в пепел и ожидали отправки на Землю для захоронения, об этом Харрисон тоже знал.
- Держи меня в курсе, Джон, и дай мне знать, если что-либо вспомнишь из своего прошлого, расширить тропинку может любая мелочь. Хорошо? – Харрисон кивнул. – А теперь забудь-ка на время о своей амнезии, прости за тавтологию, я кое-что тебе покажу.
Когда двери турболифта разъехались, мужчины сделали несколько шагов и оказались на галерее, огибавшей по кругу гигантский ангар. У Харрисона просто дух захватило от представшего зрелища: в центре ангара, удерживаемый отчасти антигравами, отчасти мощными креплениями, висел звездолёт. Джон, до сих пор имевший дело только с компьютерными моделями, даже рот приоткрыл и на него будто пахнуло жаром из открытой печи. Глаза его вспыхнули так ярко, что Маркус мысленно зааплодировал самому себе: Харрисон смотрел на корабль, словно узрел, наконец, родной дом.
- «Игла» великолепна, Джон, а теперь позволь мне продемонстрировать твое новое место работы.
Это его … место работы? Вот этот корабль?! Джон ощутил желание ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что он не спит, и незамедлительно провести рукой по матово поблескивавшему, иссиня-серому корпусу, влекущему к себе с неодолимой силой.
- Прошу в сердце 31 Секции, лейтенант Харрисон. Вернее, с возвращением, - с триумфом в голосе закончил адмирал.
Поглощённый проектом будущего звездолёта «Вендженс», Харрисон не замечал, как летит время. Его работоспособность возрастала с каждым часом, тело, поощряемое тренажёрами спортзала базы, наливалось силой и мощью.
- Федерации нужен новый флот, военный, превосходящий лучшие образцы вооружений наших противников, - сказал ему тогда Алекс. – Ты видишь перед собой первую ласточку этого флота. Ознакомься с тем, что нами уже сделано, и внеси предложения по улучшению. Двигателей, щитов, оружия – всего. Теперь я уверен, ты это сможешь.
Джон действительно смог. Он поставил цель – довести двигатели до уровня варп-10, щиты «Вендженс» - до уровня отражения всего боевого запаса корабля класса «Конституция», и планомерно шёл к этой цели. Он уделял мало времени еде, спал ещё меньше, находя передышку от усиленной работы мозга в спортивном зале, но его организм будто смеялся над такими нагрузками и требовал ещё и ещё. И Харрисон вспомнил об одном интересном уравнении трансварпного перемещения, обнаруженном в служебной библиотеке Секции 31.
Углубившись в уравнение, Джон подумал, что гений, что его написал, явно опередил свою историческую эпоху, не зная, насколько в своём заключении был близок к истине. Однако специалисты 31-ой не знали, что с ним делать – для пользования этим уравнением точность настройки аппаратуры должна была быть беспрецедентно высока, а погрешность в рассчётах – исчезающе мала. Это походило на оперирование вслепую микронным лезвием, но Харрисона задача привлекла именно своей сложностью. В голове у него упорно засела одна мысль – перемещения на большие расстояния без транспортера. Транспортер тянул за собой корабль, а корабль – угрозу немедленного обнаружения и атаки.
Предложение адмирала придать ему в помощь нескольких человек Джон Харрисон воспринял без восторга, но и без заметного недовольства. Единственное, что его здесь напрягало, так это необходимость что-то кому-то объяснять: он заметил, что на такое совершенно не способен. Он просто мыслил настолько быстрее, что для него само собой разумелось то, что для других было в новинку, но он этого не сознавал. Как не понимал и того, что лишён чего-то существенного, что отличает человека от компьютера, с которым он постоянно общался. И, наверное, так и не понял бы, если бы не стычки с Риитой Хольм.
Из всей группы его подчинённых – Дэна, Юки, Майка и Рииты – до начала совместной работы он был немного знаком с Майком. Они регулярно встречались в спортзале, постоянным посетителем коего был Майк. Тот ненавязчиво продемонстрировал Джону возможности тренажерного зала, вовремя давая вполне грамотные советы, но Харрисон быстро уяснил для себя, что тренажёры – тренажёрами, но и координация движений нуждалась в восстановлении после долгого простаивания, вернее, пролёживания. Майк оказался единственным достойным противником для спарринга, ловким, сильным, подготовленным. Джон получал истинное удовольствие от их боёв, хотя поначалу их и проигрывал. Однако вскоре его тело, словно вспомнив какие-то одному ему ведомые навыки, научилось противостоять, и Джон уже начинал понимать: он так же силён, а, пожалуй, в каких-то моментах и посильнее. Когда же обнаружилось, что Майк Шэди ещё и прекрасный программист, Джон без колебаний дал согласие на включение его в свою группу. Времени для тренировок было немного, но они всё равно его урывали, хоть через день.
О Юки Сулу он не раз слышал от Эда Марлоу. Тот её хвалил, обычно говоря, что эта девушка далеко пойдёт. Сам же Харрисон если что и заметил в ней особенного, так только то, с каким интересом она его разглядывала. Будто он экспонат или неизвестное науке существо. Не раз Юки заговаривала с ним о каких-то не относящихся к работе вещах, хотя зачем она это делала, оставалось для Джона загадкой.
Дэн был хорошим специалистом, довольно быстро понимал, что от него требуется, и всё было бы неплохо, если бы не одно маленькое «но»: Джон уже дважды замечал в его работах решения, которые Юки и Майк разрабатывали для своих схем, но после консультаций с ним сочли ненужными. С точки зрения проекта в целом это было эффективно, не дать пропасть ничему, что могло пригодиться, но что-то здесь было … неправильно. Другого, более точного слова для обозначения такого явления Джон не знал.
Мужчины не выказывали особых эмоций, Юки тоже, а вот лейтенант Хольм своей горячностью несколько выводила Джона из равновесия. Когда она возмутилась тем, что он не упомянул в чертеже о церидии, Харрисона на миг кольнула досада. По крайней мере, он думал, что это была досада на неё, не справлявшуюся с работой и затянувшую проектирование торпедного отсека. Но этим дело не кончилось.
Вечером того же дня они с Майком дружно решили, что час на спортзал им просто необходим. Размявшись предварительно, они сошлись в своём обычном поединке, а во второй схватке короткий и точный удар Харрисона пробил выставленный Шэди блок. Поднялся Майк с трудом, хрипло и тяжело дыша, и Джон ощутил беспокойство. Доктор Коулман, к которому Джон помог добраться своему партнёру по спаррингу, констатировал перелом трёх рёбер, пневмоторакс и оставил Шэди в медотсеке.
Джон отправился в лабораторию, но на полдороге свернул в сторону и уселся на пол в каком-то коридоре, чтобы подумать. Он не ожидал от себя такого удара, он совершенно не помнил, где и когда мог ему научиться. Это рождало смутный страх, страх скрытого в глубине его тела, опасного и непредсказуемого. Оно могло в любой момент вырваться и сокрушить любого, кто будет иметь неосторожность попасть под горячую руку. Ту же временами раздражающую его Хольм. Если он забыл себя настолько, что не может контролировать реакции собственного тела, если до сих пор его лицо кажется ему иногда чужим, то дело могло быть уже не в травме мозга, а в своего рода ... безумии?
Жёсткий контроль, установленный в связи с этим Джоном над собой, ожидаемо привёл к тому, что он начал задумываться: а всегда ли выкладки его великолепного разума безупречны? Всегда ли прав он, а не другие? Ведь если вопрос касался вещей, известных всем и каждому, а потому не нуждающихся в занесении в регламенты, то выходило, что он знал только то, что прочёл, и только потому, что это где-то записано.
«Человечность». Слово, брошенное ему в лицо, как своего рода обвинение. Сюда же примыкало то, что ранее сказал ему Алекс: «Мы много лет были друзьями». Концепция дружбы, почёрпнутая Джоном из исследований и книг, заставляла сделать заключение, что все эти понятия: дружба, привязанность, поддержка, симпатия, человечность, любовь – были достаточно тесно связаны также с понятием семьи. А была ли у него, Джона Харрисона, семья? Может быть, именно потому, что он не вспомнил свою семью, ни одного лица по-настоящему близкого ему человека, к которыму он испытывал бы чувство привязанности или любви, он и бьётся сейчас, как муха в паутине, пытаясь понять и принять себя…
А потом пришли сны - и всё запуталось ещё больше.
…перед глазами, близко-близко, словно он стоит на коленях, пыльная дорога, и он видит, как по ней то торопливыми шажками, то широким уверенным шагом проходят ноги. Если женские, обутые в легкие сандалии, то тогда он видит краем глаза и развевающийся подол цветной одежды. Если мужские, то тогда в поле его зрения обязательно попадают облегающие ноги штаны. Это его не интересует, его занимают медяки, которые обладатели этих ног иногда кидают на расстеленную грязную тряпку. И тогда он кланяется, опустив голову ещё ниже, и произносит какие-то слова. Он не знает языка, на котором говорит, но понимает – это слова благодарности, потому что голод грызёт внутренности. Так, будто он когда-то проглотил неочищенный Глаз Дракона. Если медяков будет хотя бы четыре, этого хватит на…
Джона рывком выбросило из сна, и он привстал на кровати, оглядываясь кругом. С тех пор, как ему стало сниться такое, он частенько оставлял ночное освещение в комнате. Сны были настолько реальны и вместе с тем выглядели так фантастично, что при пробуждении ему бывало дьявольски трудно собрать паззл настоящего. Иногда в этих снах он видел странные низкие домики, узкие улочки, где едва могли разойтись двое взрослых и где всегда висели какие-то тряпичные занавески, а иногда мелькали лица, озабоченные, равнодушные, глаза, взгляд которых на нём никогда не останавливался. Кому есть дело до безногого мальчика, ползающего в пыли и просящего милостыню?
…- убирайся отсюда, это моё место! – буквально шипит ему в лицо коренастый смуглолицый мужчина и хватает его за шкирку, как собачонку. – Убирайся или станешь калекой на обе ноги!
Он бы рад уйти, да куда? У него ничего и никого нет, и это место для него не хуже любого другого. Даже лучше – здесь, около базара, подают больше. Многие удачливые торговцы согласны великодушно поделиться крохой с нищим. Это понимает и смуглолицый. Видя, что мальчик не торопится убраться по добру-поздорову, он просто оттаскивает своего слабого противника и швыряет его в канаву с водой. В этой канаве какого только мусора нет, и когда он поднимает голову и стирает рукой грязь с лица, он видит на ладони кровь…
Проснувшись, Джон неосознанно провёл рукой по левой щеке, будто нащупывая след от пореза. Никакого пореза у него нет, он знал это совершенно точно. У него, насколько он мог понять, вообще нет ни одной царапины, ни одного шрама на идеально гладкой коже тела. Он солдат, пусть и, по словам Алекса, выдающийся. Неужели это было его первое ранение? Или таковы успехи медицины?
Эти сны, мучительные до кошмара и реальные до жути, сильно изматывали его. Как будто он прожил когда-то иную жизнь, тревожащую его по ночам. Или словно в снах был не он, а какой-то другой Джон Харрисон. Что это, как не симптомы раздвоения личности? Возможный ответ Джона пугал, и он с удвоенным, утроенным рвением набрасывался на работу, надеясь, что загруженный мозг будет пользоваться малейшей возможностью отдохнуть, и отголоски другой жизни оставят его в покое. И, конечно, доктор Коулман был бы последним человеком, кому Джон рассказал бы о пугающих снах. Почему Джон не доверял врачам, он не знал так же, как не знал ещё многого о себе, но инстинктивно не доверял.
Но доверял Алексу.
- Адмирал, прежде чем я начну… - Джон осторожно подбирал слова, чтобы не выдать беспокоящую его внутреннюю раздвоенность. - …мне нужно знать…
- Спрашивай, Джон, не стесняйся, - поощрил его Маркус. – Я обещал тебе свою помощь и поддержку, помни об этом.
- Я прочёл моё личное дело и понял, что у меня нет родных, родители погибли, братьев и сестёр нет. Жены и детей тоже, - адмирал сочувственно кивнул головой. – Получается, у меня не было никакой … другой жизни. Или вы можете мне что-то рассказать, ведь мы друзья? Что-то, что помогло бы мне вспомнить?
Адмирал внимательно изучал проницательными глазами лицо Харрисона, на котором застыло ожидание, и наконец ответил.
- Ну что ж, постараюсь объяснить. Если бы память к тебе вернулась, ты бы и сам вспомнил, что у таких, как мы с тобой, семей нет потому, что смыслом нашей жизни всегда была и будет работа. Ни одна женщина не будет терпеть такое долго, Джон. Я думаю, ты и этого не помнишь, но еще до нашего знакомства у меня была семья, жена и дочь.
Харрисон встрепенулся и уже открыл было рот, но Маркус опередил его.
- Они живы обе и в полном здравии, но, понимаешь, на своём опыте я убедился: наша служба и семья несовместимы. Это, к сожалению, неприятная реальность, но, по крайней мере, я рад, что ты не стал проверять это на себе.
- А ваша дочь?
- Кэролайн? - Маркус задумался, хмыкнул и провел рукой по волосам. - Умница, красавица, накануне защиты диссертации. Своенравная и пылкая, как необъезженная лошадка, и любопытная, как жена Синей бороды, вот что такое моя Кэри. Мигом выкинет тебя из седла, если как-нибудь не так будешь за ней ухаживать!
- Ухаживать?
- А что такого? – адмирал озорно подмигнул. – Только если тебе хочется живого общения, хочется с кем-то подружиться, так лучше уж с Юки. Она мягкая, внимательная, и она очень расположена к тебе. А Кэри ... не хотелось бы мне, чтобы вы закончили тем же, чем и я с её матерью, а характерец у моей доченьки весь в мать!
- Я не знаю, адмирал, уместно ли об этом…
- Если не уместно, я прекращаю, а ты все же подумай. Но вот что я тебе скажу точно, как друг и как начальник, - тон Маркуса стал серьёзным, - так это то, что я не встречал более преданного Звёздному флоту человека, чем ты. Фактически, Звёздный флот – это твоя жизнь и твоя семья. Когда я говорил, что ты вернулся домой, ты, небось, подумал обо мне как о старом сентиментальном чудаке, Джон? Сантименты тут совсем не при чём, это просто голая правда.
Слова адмирала показались Джону разумными и совпадали с тем, что он уже знал о себе. Работа не была для него нагрузкой или тяжкой повинностью, она была действительно смыслом его жизни, тем, что он умел делать и делал лучше всех. А то, как отзывался Алекс о семьях тех, кто работал в Секции 31… подтверждение этому Харрисон видел на каждом шагу. Юки была ещё слишком молода, но остальные трое, а также Эд Марлоу, семей не имели и явно к этому не стремились. В официальных отчётах Джон постоянно наталкивался на строчки, по традиции взятые в чёрную рамку – список потерь личного состава. При такой работе только безумец будет заводить семью.
Но вот намёк Маркуса на то, что можно «подружиться» с Юки, заставил Джона посмотреть на девушку повнимательнее. Возможно, если он не может зацепиться за родственные семейные связи, чтобы при их содействии обрести себя, так поможет дружба?
В следующий раз, когда Юки подошла к нему, чтобы обсудить очередной проект по системе охлаждения в инженерном отсеке, он почувствовал, что с ней приятно просто поговорить. Голос её звучал нежно и мелодично, чуть раскосые глаза смотрели на него так, словно он был самым интересным объектом в альфа-квадранте. Джон обратил внимание на то, какая она тоненькая и стройная, как ладно облегало красивую фигурку форменное синее платье, а из волос, собранных в узел на затылке, выбивалась блестящая ровная прядь, которую девушка, то и дело краснея, убирала за ухо.
Он улыбнулся ей и сразу увидел, как в ответ вспыхнула очень милая улыбка. Поэтому, обсудив рабочее задание, он не отказался от предложения Юки пообедать вместе.
Когда бывший диктатор и правитель четверти земного шара Хан пришёл в себя в медблоке секретного объекта 31-2-Юпитер, мир вокруг него успел измениться до неузнаваемости, но он об этом ничего не знал.
читать дальше
- Джон, ты меня слышишь?
Настойчивый мужской голос долетал как будто через слой ваты.
- Открой глаза, - продолжал голос, - и посмотри на меня, Джон.
Он открыл глаза, но изображение мутное, как если бы глаза смотрели сквозь грязный щиток шлема. Шлема? Почему шлема?
- Хорошо, ты снова с нами, - теперь в тоне говорившего явно слышалось удовлетворение. - Сейчас твои глаза привыкнут к свету.
Он приподнялся на кровати и попытался сфокусировать зрение. Туман перед глазами стал рассеиваться, и теперь он ясно различал черты лица мужчины, стоявшего перед ним, сцепив руки за спиной. Совершенно незнакомые ему черты лица совершенно незнакомого мужчины.
- Где я?
Этот естественный вопрос сформулировался сам по себе, он не успел его осознать, словно мозг работал на автомате. Мужчина рядом понимающе улыбнулся, и около его светло-синих глаз собрались морщинки.
- Дома, Джон. Ты вернулся домой.
Это его дом? Он понял, что не знал, как выглядел его дом, но почему-то окружающее трудно было так воспринять. Скорее уж это…
«Военная база». Откуда пришёл этот ответ?
А мужчина тем временем продолжал.
- Ты потерял память и многое, боюсь, забыл навсегда…
Липкий холодный страх пополз вниз по спине. Он потерял память, он забыл, кто он такой…
- Алекс, - он повторил имя мужчины, но этот звук не отозвался чувством радости от того, что хоть что-то ему знакомо. – А я… - он вспомнил, как его назвал этот мужчина несколько секунд назад, - …Джон?
- Джон Харрисон, лейтенант Звёздного флота. Шесть месяцев назад ты был серьёзно ранен во время выполнения задания…
Алекс продолжал что-то рассказывать, но мозг Джона уже отключился, обрабатывая информацию. Стало быть, его имя Джон Харрисон, он военный и он ранен. Вот откуда «военная база», вот откуда нелады со слухом и зрением, провалы в памяти. Очевидно, последствия этого ранения.
- Я не помню, кто я.
- Вспомнишь, я тебе помогу. Ты многое постепенно вспомнишь сам, а многое узнаешь заново, но теперь ты уже не будешь один.
Неодолимое желание своими глазами увидеть то место, где он оказался, узнать хоть что-нибудь, получить малейшую зацепку для памяти… Джон встал с кровати и подошёл к большому окну, вернее, даже не окну, а целой стеклянной стене помещения. То, что он там увидел, повергло его в изумление.
На чёрном небе выделялся гигантский шар странного неравномерного цвета, от бледно-палевого до ярко-оранжево-кирпичного. Цвета жили какой-то своей жизнью, свивались в полосы, напоминая … «туман над рекой», снова подсказывал ему кто-то внутри, или «дым от разрыва снаряда» … но это не было ни тем, ни другим, и Джон невольно отступил на пару шагов. Ближе к стеклянной стене он увидел другой шар, гораздо меньше, и ясно различил его неровную каменистую поверхность, круглые и неправильной формы кратеры. Что-то забрезжило, смутное воспоминание, связанное со … «стройным корпусом ракеты, устремленной к звёздам». Звёзды?
- А что это за место? Как мы здесь оказались?
- Сверхсекретная космическая база…
Мозг Джона накинулся на эти слова, как на манну небесную. Космическая база. Вот и ответ, почему небо здесь чёрное, а не голубое (откуда-то он знал, что небо должно быть голубым), почему перед окном висела не Луна, а … Юпитер, вспыхнуло в голове, это же Юпитер! А вот это, очевидно, Европа…
- …последний год эта база была местом твоей службы, - услышал Джон конец фразы и испытал облегчение. Он вспомнил часть – он вспомнит и всё остальное. Со временем.
Но ещё один, самый, наверное, страшный удар поджидал его в небольшом санитарном блоке при боксе. При взгляде на себя в висевшее над раковиной зеркало Джон утратил на миг присутствие духа и, вскрикнув, закрыл лицо руками. Вбежавший в блок Алекс сразу понял, в чём дело, и успокаивающе похлопал Джона по плечу.
- Джон, всё в порядке, врачи сказали, так бывает после черепно-мозговой травмы, что даже себя толком не помнишь, - мягко проговорил мужчина. – А у тебя она была очень серьёзна, мы думали даже, что ты так и не выкарабкаешься. Хвала Всевышнему, наши опасения не оправдались.
Джон собрал все свое мужество, опустил руки и вторично взглянул в глаза самому себе. Продолговатое лицо с бледной, почти фарфоровой кожей. Ну что ж, ничего удивительного, он, наверное, пролежал не одну неделю без солнечного света, может, и месяцы. Светлые серо-голубые глаза пристально смотрели из-под тёмных широких бровей, такие же тёмные, почти чёрные, волосы были коротко подстрижены, но длинная прядь упала на правый висок. Джон попытался улыбнуться, но губы не слушались и вместо улыбки складывались в какую-то зловещую ухмылку. От осознания чужеродности этого лица его передёрнуло.
Наблюдавший за этим Алекс, вернее, командующий флотом адмирал Александр Маркус, слегка напрягся. Сейчас в значительной степени решался успех всего «проекта»: если этот отморозок примет своё лицо, другие «воспоминания» тоже придутся ко двору, а вот если нет…
Джон медленно закрыл и открыл глаза и повернулся к адмиралу. В глазах его ясно читалась боль.
- Врачи уверены, что я вспомню? – в голосе прозвучала такая отчаянная надежда, что Маркус перевёл дух.
- Просто перетерпи самые трудные первые дни. Я направлю тебя на тропинку, а дальше ты пойдёшь сам. Я покажу тебе твоё личное дело, ты поймёшь, чем ты занимался здесь, кем ты был. Поверь мне, погрузиться в привычную атмосферу, заняться обычной работой лучшее лечение амнезии, какое только можно найти.
- А разве я был не простым солдатом?
Маркус позволил себе переспросить с иронией.
- Простым? Не простым – выдающимся, и скоро ты вернёшь себе все свои качества.
«И чем скорее, тем лучше для тебя же», - докончил адмирал про себя.
***
Воспоминания, к удивлению Джона, возвращались какими-то рывками, в которых на первый взгляд не было никакой логики.
Научиться пользоваться связью и компьютерной системой оказалось проще простого, Харрисон уже через три дня начал досадовать на слишком, по его мнению, медленные процессоры.
Алекс дал ему доступ к его личному делу, из которого он узнал, что ему 36 лет, родился в земной колонии Гамма-7, окончил Академию Звёздного флота. Кадровый военный, штатный сотрудник и агент Секции 31, разведки флота, инженер, принимавший участие в самых передовых и секретных проектах по созданию новейшего вооружения.
Служебную документацию он проглотил за четыре дня, узнав о типах кораблей Федерации, их достоинствах и недостатках, их военной и исследовательской начинке, двигателях и силовых энергетических установках, и его мозг охотно всё это проанализировал и разложил по полочкам. Не только разложил, но и сразу же выдал одно за одним несколько принципиальных технических решений. Сделав компьютерное моделирование, Джон отправил проекты руководителю Секции 31, тому самому Алексу Маркусу, и получил высокую оценку. Адмирал явно был доволен, и наступил черёд особой, секретной, информации – сведениям о врагах, их политической и экономической системе, методах ведения войны, их кораблях и вооружении, языках и обычаях. И это тоже легко было переработано и усвоено, даже звучание резких лающих клингонских фраз стало казаться знакомым.
Однако неожиданно он понял, что почему-то ничего не знал о самых простых повседневных вещах. Турболифтах, например, или ионных душах, или репликаторах. А ещё через некоторое время он обратил внимание на то, что люди, с которыми ему приходилось сталкиваться на базе, были ему чужими. Все, без исключения, он не вспомнил никого.
Это было и непонятно, и неприятно. Поэтому где-то через две-три недели после выхода из комы, как раз перед сдачей в производство его пробного проекта – шаттла «Игла» - Джон решил поговорить с прилетевшим на базу Алексом.
- Отлично выглядишь, Джон, - адмирал одобрительно оглядел Харрисона с ног до головы. – Хотя я и понимаю, что ты ещё не совсем набрал свою обычную форму, но в спортзале ты не зря пропадаешь. Как твои дела? Я читаю отчёты медиков, разумеется, но хотел бы выслушать тебя. Наверняка есть то, что ты можешь доверить только другу.
«Другу?» Джон прислушался к себе, но это слово ничего ему не говорило.
- Я уже кое-что вспомнил, - сказал он вслух. – Но странно, я без проблем читаю, свободно пользуюсь компьютером, помню постоянную Планка до 16 знака, могу доказать, например, теорему Остроградского или решить уравнения Максвелла в уме, но не помню, что такое турболифт. И никого на базе не помню.
Адмирал замер на секунду и его глаза, казавшиеся слегка мутными, встретились с кристально-прозрачными глазами Харрисона.
- Теоремы и компьютеры твоя повседневная работа, Джон, - проговорил Маркус, кладя руку ему на плечо. – Вот видишь, основное ты уже вспомнил. Может быть, остальные воспоминания, как более старые, лежат глубже в памяти, но я думаю, и врачи уверены, они поднимутся на поверхность по тропинке, протоптанной работой. А насчёт людей здесь, на базе, я тебе так скажу: я сам не узнаю половины сотрудников, хотя бываю тут регулярно. Возможно, ты встретишься с кем-то знакомым позже, когда будешь посещать другие наши объекты. У нас ведь большая ротация кадров, кого-то переводят по служебной необходимости, кто-то уходит на задания и не возвращается. Наша работа важна, но опасна, Джон. Слишком многие гибнут в десантах, как и ты мог бы погибнуть, или попадают в руки врагов. И лучше бы они погибли, потому что попасться клингонам…
Адмирал замолк и горестно махнул рукой. Джон догадался, о чём он говорил: только позавчера в оперативной сводке он видел сообщение о гибели восьми человек в стычке с клингонами на чужой планете. Шестеро были убиты в бою, а двое подвергнуты пыткам и казнены, словно в назидание. Тела их были превращены прибывшей позже спасательной группой в пепел и ожидали отправки на Землю для захоронения, об этом Харрисон тоже знал.
- Держи меня в курсе, Джон, и дай мне знать, если что-либо вспомнишь из своего прошлого, расширить тропинку может любая мелочь. Хорошо? – Харрисон кивнул. – А теперь забудь-ка на время о своей амнезии, прости за тавтологию, я кое-что тебе покажу.
Когда двери турболифта разъехались, мужчины сделали несколько шагов и оказались на галерее, огибавшей по кругу гигантский ангар. У Харрисона просто дух захватило от представшего зрелища: в центре ангара, удерживаемый отчасти антигравами, отчасти мощными креплениями, висел звездолёт. Джон, до сих пор имевший дело только с компьютерными моделями, даже рот приоткрыл и на него будто пахнуло жаром из открытой печи. Глаза его вспыхнули так ярко, что Маркус мысленно зааплодировал самому себе: Харрисон смотрел на корабль, словно узрел, наконец, родной дом.
- «Игла» великолепна, Джон, а теперь позволь мне продемонстрировать твое новое место работы.
Это его … место работы? Вот этот корабль?! Джон ощутил желание ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что он не спит, и незамедлительно провести рукой по матово поблескивавшему, иссиня-серому корпусу, влекущему к себе с неодолимой силой.
- Прошу в сердце 31 Секции, лейтенант Харрисон. Вернее, с возвращением, - с триумфом в голосе закончил адмирал.
***
Поглощённый проектом будущего звездолёта «Вендженс», Харрисон не замечал, как летит время. Его работоспособность возрастала с каждым часом, тело, поощряемое тренажёрами спортзала базы, наливалось силой и мощью.
- Федерации нужен новый флот, военный, превосходящий лучшие образцы вооружений наших противников, - сказал ему тогда Алекс. – Ты видишь перед собой первую ласточку этого флота. Ознакомься с тем, что нами уже сделано, и внеси предложения по улучшению. Двигателей, щитов, оружия – всего. Теперь я уверен, ты это сможешь.
Джон действительно смог. Он поставил цель – довести двигатели до уровня варп-10, щиты «Вендженс» - до уровня отражения всего боевого запаса корабля класса «Конституция», и планомерно шёл к этой цели. Он уделял мало времени еде, спал ещё меньше, находя передышку от усиленной работы мозга в спортивном зале, но его организм будто смеялся над такими нагрузками и требовал ещё и ещё. И Харрисон вспомнил об одном интересном уравнении трансварпного перемещения, обнаруженном в служебной библиотеке Секции 31.
Углубившись в уравнение, Джон подумал, что гений, что его написал, явно опередил свою историческую эпоху, не зная, насколько в своём заключении был близок к истине. Однако специалисты 31-ой не знали, что с ним делать – для пользования этим уравнением точность настройки аппаратуры должна была быть беспрецедентно высока, а погрешность в рассчётах – исчезающе мала. Это походило на оперирование вслепую микронным лезвием, но Харрисона задача привлекла именно своей сложностью. В голове у него упорно засела одна мысль – перемещения на большие расстояния без транспортера. Транспортер тянул за собой корабль, а корабль – угрозу немедленного обнаружения и атаки.
Предложение адмирала придать ему в помощь нескольких человек Джон Харрисон воспринял без восторга, но и без заметного недовольства. Единственное, что его здесь напрягало, так это необходимость что-то кому-то объяснять: он заметил, что на такое совершенно не способен. Он просто мыслил настолько быстрее, что для него само собой разумелось то, что для других было в новинку, но он этого не сознавал. Как не понимал и того, что лишён чего-то существенного, что отличает человека от компьютера, с которым он постоянно общался. И, наверное, так и не понял бы, если бы не стычки с Риитой Хольм.
Из всей группы его подчинённых – Дэна, Юки, Майка и Рииты – до начала совместной работы он был немного знаком с Майком. Они регулярно встречались в спортзале, постоянным посетителем коего был Майк. Тот ненавязчиво продемонстрировал Джону возможности тренажерного зала, вовремя давая вполне грамотные советы, но Харрисон быстро уяснил для себя, что тренажёры – тренажёрами, но и координация движений нуждалась в восстановлении после долгого простаивания, вернее, пролёживания. Майк оказался единственным достойным противником для спарринга, ловким, сильным, подготовленным. Джон получал истинное удовольствие от их боёв, хотя поначалу их и проигрывал. Однако вскоре его тело, словно вспомнив какие-то одному ему ведомые навыки, научилось противостоять, и Джон уже начинал понимать: он так же силён, а, пожалуй, в каких-то моментах и посильнее. Когда же обнаружилось, что Майк Шэди ещё и прекрасный программист, Джон без колебаний дал согласие на включение его в свою группу. Времени для тренировок было немного, но они всё равно его урывали, хоть через день.
О Юки Сулу он не раз слышал от Эда Марлоу. Тот её хвалил, обычно говоря, что эта девушка далеко пойдёт. Сам же Харрисон если что и заметил в ней особенного, так только то, с каким интересом она его разглядывала. Будто он экспонат или неизвестное науке существо. Не раз Юки заговаривала с ним о каких-то не относящихся к работе вещах, хотя зачем она это делала, оставалось для Джона загадкой.
Дэн был хорошим специалистом, довольно быстро понимал, что от него требуется, и всё было бы неплохо, если бы не одно маленькое «но»: Джон уже дважды замечал в его работах решения, которые Юки и Майк разрабатывали для своих схем, но после консультаций с ним сочли ненужными. С точки зрения проекта в целом это было эффективно, не дать пропасть ничему, что могло пригодиться, но что-то здесь было … неправильно. Другого, более точного слова для обозначения такого явления Джон не знал.
Мужчины не выказывали особых эмоций, Юки тоже, а вот лейтенант Хольм своей горячностью несколько выводила Джона из равновесия. Когда она возмутилась тем, что он не упомянул в чертеже о церидии, Харрисона на миг кольнула досада. По крайней мере, он думал, что это была досада на неё, не справлявшуюся с работой и затянувшую проектирование торпедного отсека. Но этим дело не кончилось.
Вечером того же дня они с Майком дружно решили, что час на спортзал им просто необходим. Размявшись предварительно, они сошлись в своём обычном поединке, а во второй схватке короткий и точный удар Харрисона пробил выставленный Шэди блок. Поднялся Майк с трудом, хрипло и тяжело дыша, и Джон ощутил беспокойство. Доктор Коулман, к которому Джон помог добраться своему партнёру по спаррингу, констатировал перелом трёх рёбер, пневмоторакс и оставил Шэди в медотсеке.
Джон отправился в лабораторию, но на полдороге свернул в сторону и уселся на пол в каком-то коридоре, чтобы подумать. Он не ожидал от себя такого удара, он совершенно не помнил, где и когда мог ему научиться. Это рождало смутный страх, страх скрытого в глубине его тела, опасного и непредсказуемого. Оно могло в любой момент вырваться и сокрушить любого, кто будет иметь неосторожность попасть под горячую руку. Ту же временами раздражающую его Хольм. Если он забыл себя настолько, что не может контролировать реакции собственного тела, если до сих пор его лицо кажется ему иногда чужим, то дело могло быть уже не в травме мозга, а в своего рода ... безумии?
Жёсткий контроль, установленный в связи с этим Джоном над собой, ожидаемо привёл к тому, что он начал задумываться: а всегда ли выкладки его великолепного разума безупречны? Всегда ли прав он, а не другие? Ведь если вопрос касался вещей, известных всем и каждому, а потому не нуждающихся в занесении в регламенты, то выходило, что он знал только то, что прочёл, и только потому, что это где-то записано.
«Человечность». Слово, брошенное ему в лицо, как своего рода обвинение. Сюда же примыкало то, что ранее сказал ему Алекс: «Мы много лет были друзьями». Концепция дружбы, почёрпнутая Джоном из исследований и книг, заставляла сделать заключение, что все эти понятия: дружба, привязанность, поддержка, симпатия, человечность, любовь – были достаточно тесно связаны также с понятием семьи. А была ли у него, Джона Харрисона, семья? Может быть, именно потому, что он не вспомнил свою семью, ни одного лица по-настоящему близкого ему человека, к которыму он испытывал бы чувство привязанности или любви, он и бьётся сейчас, как муха в паутине, пытаясь понять и принять себя…
А потом пришли сны - и всё запуталось ещё больше.
…перед глазами, близко-близко, словно он стоит на коленях, пыльная дорога, и он видит, как по ней то торопливыми шажками, то широким уверенным шагом проходят ноги. Если женские, обутые в легкие сандалии, то тогда он видит краем глаза и развевающийся подол цветной одежды. Если мужские, то тогда в поле его зрения обязательно попадают облегающие ноги штаны. Это его не интересует, его занимают медяки, которые обладатели этих ног иногда кидают на расстеленную грязную тряпку. И тогда он кланяется, опустив голову ещё ниже, и произносит какие-то слова. Он не знает языка, на котором говорит, но понимает – это слова благодарности, потому что голод грызёт внутренности. Так, будто он когда-то проглотил неочищенный Глаз Дракона. Если медяков будет хотя бы четыре, этого хватит на…
Джона рывком выбросило из сна, и он привстал на кровати, оглядываясь кругом. С тех пор, как ему стало сниться такое, он частенько оставлял ночное освещение в комнате. Сны были настолько реальны и вместе с тем выглядели так фантастично, что при пробуждении ему бывало дьявольски трудно собрать паззл настоящего. Иногда в этих снах он видел странные низкие домики, узкие улочки, где едва могли разойтись двое взрослых и где всегда висели какие-то тряпичные занавески, а иногда мелькали лица, озабоченные, равнодушные, глаза, взгляд которых на нём никогда не останавливался. Кому есть дело до безногого мальчика, ползающего в пыли и просящего милостыню?
…- убирайся отсюда, это моё место! – буквально шипит ему в лицо коренастый смуглолицый мужчина и хватает его за шкирку, как собачонку. – Убирайся или станешь калекой на обе ноги!
Он бы рад уйти, да куда? У него ничего и никого нет, и это место для него не хуже любого другого. Даже лучше – здесь, около базара, подают больше. Многие удачливые торговцы согласны великодушно поделиться крохой с нищим. Это понимает и смуглолицый. Видя, что мальчик не торопится убраться по добру-поздорову, он просто оттаскивает своего слабого противника и швыряет его в канаву с водой. В этой канаве какого только мусора нет, и когда он поднимает голову и стирает рукой грязь с лица, он видит на ладони кровь…
Проснувшись, Джон неосознанно провёл рукой по левой щеке, будто нащупывая след от пореза. Никакого пореза у него нет, он знал это совершенно точно. У него, насколько он мог понять, вообще нет ни одной царапины, ни одного шрама на идеально гладкой коже тела. Он солдат, пусть и, по словам Алекса, выдающийся. Неужели это было его первое ранение? Или таковы успехи медицины?
Эти сны, мучительные до кошмара и реальные до жути, сильно изматывали его. Как будто он прожил когда-то иную жизнь, тревожащую его по ночам. Или словно в снах был не он, а какой-то другой Джон Харрисон. Что это, как не симптомы раздвоения личности? Возможный ответ Джона пугал, и он с удвоенным, утроенным рвением набрасывался на работу, надеясь, что загруженный мозг будет пользоваться малейшей возможностью отдохнуть, и отголоски другой жизни оставят его в покое. И, конечно, доктор Коулман был бы последним человеком, кому Джон рассказал бы о пугающих снах. Почему Джон не доверял врачам, он не знал так же, как не знал ещё многого о себе, но инстинктивно не доверял.
Но доверял Алексу.
- Адмирал, прежде чем я начну… - Джон осторожно подбирал слова, чтобы не выдать беспокоящую его внутреннюю раздвоенность. - …мне нужно знать…
- Спрашивай, Джон, не стесняйся, - поощрил его Маркус. – Я обещал тебе свою помощь и поддержку, помни об этом.
- Я прочёл моё личное дело и понял, что у меня нет родных, родители погибли, братьев и сестёр нет. Жены и детей тоже, - адмирал сочувственно кивнул головой. – Получается, у меня не было никакой … другой жизни. Или вы можете мне что-то рассказать, ведь мы друзья? Что-то, что помогло бы мне вспомнить?
Адмирал внимательно изучал проницательными глазами лицо Харрисона, на котором застыло ожидание, и наконец ответил.
- Ну что ж, постараюсь объяснить. Если бы память к тебе вернулась, ты бы и сам вспомнил, что у таких, как мы с тобой, семей нет потому, что смыслом нашей жизни всегда была и будет работа. Ни одна женщина не будет терпеть такое долго, Джон. Я думаю, ты и этого не помнишь, но еще до нашего знакомства у меня была семья, жена и дочь.
Харрисон встрепенулся и уже открыл было рот, но Маркус опередил его.
- Они живы обе и в полном здравии, но, понимаешь, на своём опыте я убедился: наша служба и семья несовместимы. Это, к сожалению, неприятная реальность, но, по крайней мере, я рад, что ты не стал проверять это на себе.
- А ваша дочь?
- Кэролайн? - Маркус задумался, хмыкнул и провел рукой по волосам. - Умница, красавица, накануне защиты диссертации. Своенравная и пылкая, как необъезженная лошадка, и любопытная, как жена Синей бороды, вот что такое моя Кэри. Мигом выкинет тебя из седла, если как-нибудь не так будешь за ней ухаживать!
- Ухаживать?
- А что такого? – адмирал озорно подмигнул. – Только если тебе хочется живого общения, хочется с кем-то подружиться, так лучше уж с Юки. Она мягкая, внимательная, и она очень расположена к тебе. А Кэри ... не хотелось бы мне, чтобы вы закончили тем же, чем и я с её матерью, а характерец у моей доченьки весь в мать!
- Я не знаю, адмирал, уместно ли об этом…
- Если не уместно, я прекращаю, а ты все же подумай. Но вот что я тебе скажу точно, как друг и как начальник, - тон Маркуса стал серьёзным, - так это то, что я не встречал более преданного Звёздному флоту человека, чем ты. Фактически, Звёздный флот – это твоя жизнь и твоя семья. Когда я говорил, что ты вернулся домой, ты, небось, подумал обо мне как о старом сентиментальном чудаке, Джон? Сантименты тут совсем не при чём, это просто голая правда.
Слова адмирала показались Джону разумными и совпадали с тем, что он уже знал о себе. Работа не была для него нагрузкой или тяжкой повинностью, она была действительно смыслом его жизни, тем, что он умел делать и делал лучше всех. А то, как отзывался Алекс о семьях тех, кто работал в Секции 31… подтверждение этому Харрисон видел на каждом шагу. Юки была ещё слишком молода, но остальные трое, а также Эд Марлоу, семей не имели и явно к этому не стремились. В официальных отчётах Джон постоянно наталкивался на строчки, по традиции взятые в чёрную рамку – список потерь личного состава. При такой работе только безумец будет заводить семью.
Но вот намёк Маркуса на то, что можно «подружиться» с Юки, заставил Джона посмотреть на девушку повнимательнее. Возможно, если он не может зацепиться за родственные семейные связи, чтобы при их содействии обрести себя, так поможет дружба?
В следующий раз, когда Юки подошла к нему, чтобы обсудить очередной проект по системе охлаждения в инженерном отсеке, он почувствовал, что с ней приятно просто поговорить. Голос её звучал нежно и мелодично, чуть раскосые глаза смотрели на него так, словно он был самым интересным объектом в альфа-квадранте. Джон обратил внимание на то, какая она тоненькая и стройная, как ладно облегало красивую фигурку форменное синее платье, а из волос, собранных в узел на затылке, выбивалась блестящая ровная прядь, которую девушка, то и дело краснея, убирала за ухо.
Он улыбнулся ей и сразу увидел, как в ответ вспыхнула очень милая улыбка. Поэтому, обсудив рабочее задание, он не отказался от предложения Юки пообедать вместе.
@темы: Ребут